Если человек признаёт разделение на высших и низших, признаёт иерархию, то не важно, будет ли частная собственность запрещена законом или нет, иерархия всё равно возникнет. Если люди будут стремиться к неравенству, то числовая, денежная иерархия, как самая гиб­кая и активная, неизбежно победит нечисловую[76].

Марксизм, говоря о классах, обычно и имел в виду различия в вере (называя её идеологи­ей, пролетарской и буржуазной). Представления о классовом характере литературы, искус­ства и науки, как раз и отталкиваются от понимания непримиримости веры в деньги и при­быль и веры в справедливость. Но вера - это вопрос не экономический, не материалистиче­ский и не вопрос отношения к собственности, как считал марксизм. Это вопрос духовный.

Поэтому вера и идеология - не классовые понятия. Дворянин может отвергать прибыль и быть верным служителем Отечества и общего блага. С другой стороны, рабочие могут стре­миться к увеличению своих личных благ за счёт других рабочих.

«Оппортунизм» тред-юнионов или европейской социал-демократии в начале Первой мировой войны как раз и был показателем того, что рабочие в странах Европы уже перешли в денежную веру. Не столько тогдашние партии «предали интересы рабочего класса», сколь­ко они отразили представления самого европейского рабочего.

Пролетариату нечего терять, кроме своих цепей. Но есть рабочий-потребитель со средним достатком, то есть мелкобуржуазный элемент. Есть и люмпен-пролетариат, иными словами, нищий с поганой верой.

Социалистические революции произошли как раз в тех странах, где большую часть насе­ления составляли крестьяне или рабочие в первом поколении, как в России. Христианская вера в крестьянах сильна естественным образом, поскольку они, в отличие от рабочих, мало зависят от денег и, соответственно, не признают их власть.