Россия же столкнулась с рейдерством сравнительно недавно: все те столе­тия, пока в Европе и США шли корпоративные войны, наша страна оставалась тихим вотчинным государством, в котором компании завоевывались и отвое­вывались одним росчерком бюрократического пера. Появились «черные» рей­деры в России только в 90—х годах прошлого века вместе с зачатками рыночных отношений и началом приватизации государственных предприятий и организа­ций.

Этапы перераспределения прав собственности:

1988—1991 годы — период скрытой приватизации, когда директора государ­ственных предприятий создавали кооперативы, которые позволяли перена­правлять сбытовые и финансовые потоки и получать выгоду от использования активов, формально принадлежавших не им, а государству. К началу массовой приватизации государство фактически уже не владело тем, что собиралось при­ватизировать.

1992—1995 годы — период ваучерной приватизации, в результате которой фактические собственники, так называемые инсайдеры (директорат и трудовые коллективы), получили юридические права собственности.

1996—1997 годы — залоговые аукционы, в результате которых были привати­зированы крупнейшие сырьевые предприятия в пользу небольшого числа групп, приближенных к исполнительной власти. В результате начали быстро формироваться крупные интегрированные бизнес-группы (олигархи).

Характер последующего перераспределения собственности во многом опре­делился как предшествующей историей приватизаций, так и новыми обстоя­тельствами конца 1990—х годов.

Захваты предприятий — это форма корпоративных конфликтов, недружест­венные поглощения с российской спецификой. Зачем, собственно, необходимо было захватывать предприятия? Каковы мотивы? В основном это вполне стан­дартные экономические мотивы. Во-первых, усилившиеся после залоговых аукционов крупные бизнес-группы начали создавать вертикально интегриро­ванные или отраслевые холдинги. Началась своего рода игра в монополию. Они стремились к тому, чтобы объединить отношениями собственности и единого управления цепочки от добычи сырья до отгрузки конечной продукции, а это­му мешали прежние собственники, например хозяева какого-нибудь ГОКа, ко­торые могли диктовать условия металлургическому гиганту. Другой инте­рес — консолидировать предприятия отрасли, скажем, пищевой или автомо­бильной промышленности в единый холдинг. Во-вторых, в российской эконо­мике еще оставались прибыльные экспортно-ориентированные предприятия или предприятия с растущим рынком для своей продукции (энергетическое ма­шиностроение в условиях реформы энергосистемы, например). Они представ­ляли долгосрочный инвестиционный интерес, но часто находились в руках не­эффективных и слабых собственников. В-третьих, региональная исполнитель­ная власть, практически не контролировавшаяся из центра, стремилась к созда­нию «губернаторской экономики», то есть пыталась перевести под свой конт­роль основные предприятия региона, вытесняя внешних кредиторов или акци­онеров, а также несговорчивых директоров. В-четвертых, захваты предприятий давали огромные возможности для краткосрочных доходов путем распродажи активов, спекуляции, корпоративного шантажа и тому подобного.